О Довлатове написано гораздо больше, чем написал он сам. Не только независимые исследователи, но и многие его друзья-приятели по литературному цеху высказались по поводу его книг и творчества, причем похвала там частенько похожа на упрек, критика на ругань, а анализ стиля письма больше напоминает сведение счетов. С читателем сложились другие отношения...
Массовый успех у читателя, который достался Довлатову уже с приставкой "посмертно", заставляет снова и снова обсуждать его феномен, - почему именно этот писатель обошел по популярности более изощренных, более мастеровитых, возможно - более талантливых. Из статьи в статью тиражируют придуманный Вайлем и Генисом штамп "трубадур отточенной банальности", еще Довлатова регулярно клеймят как плебея и писателя плебеев, еще его назвали "не только культовой, но и китчевой фигурой" нашей литературы. В общем, прочтешь это - и страшно книгу в руки брать.
Впрочем, если пишут по-настоящему талантливые друзья-соперники, такие как Валерий Попов или Михаил Веллер, то читать о Довлатове не менее интересно, чем его самого.
Чтобы там не говорили о Сергее Довлатове, читатель его любит. При всем разнообразии литературной палитры, уже не один десяток лет он остается в числе самых популярных современных прозаиков и в России, и за ее пределами.
Лучшая биография Довлатова написана им самим: "Я родился в не совсем дружной семье. Не очень хорошо учился в школе. Потом был отчислен из университета. Прослужил 3 года в лагерной охране. Писал рассказы, которые впоследствии не мог опубликовать. Во многом из-за них был вынужден покинуть свою родину. В Америке я вовсе не стал богатым и преуспевающим. К сожалению, мои дети неохотно разговаривают по-русски. Я напротив - неохотно говорю по-английски"
В этой биографии - бесспорные достоинства прозы Довлатова - простота и ясность. Так и в книгах его - ни нравоучений, ни поучений, ни умных слов, ни усложненной стилистики. Он - мастер иронии и великий посредник - талантом, точностью зарисовок и образов он дарит людям взаимопонимание, хотя и утверждает, что в его повествованиях никакой морали не заключено, так как и сам автор не знает, для чего живут люди.
Писательская судьба Довлатова складывалась трудно и чаще - неудачно. Хотя он и поступил в Литинститут, но вылетел из него по банальной причине - не смог преодолеть экзамен по немецкому языку. Как и всех студентов-неудачников его ждала армия, в которой он попал во внутренние войска - охранял лагеря в Коми АССР. За этот эпизод его не раз потом обзывали "лагерным вертухаем", будто он сам выбирал себе это занятие. Сам - не сам, а принес в литературу такой опыт - зона не только глазами заключенного, но и с другой стороны.
Что поразительно, что опыт этот мало чем отличается - те же условия, почти те же законы. Широко известная в новые времена "Комедия строгого режима" использует фабулу одного из фрагментов довлатовской "Зоны", правда, всего лишь затравку сюжета - в колонии силами заключенных готовится постановка о революционных событиях. Зека - исполнители ролей вождей - Ленина, Свердлова, Дзержинского, - рьяно врастают в свои образы. Это нельзя назвать экранизацией Довлатова, даже совершенно вольной, это фильм "по мотивам". Кино получилось неплохим, но я помню свои впечатления от чтения - в одном из толстых журналов эпохи перестройки - эти впечатления были феерическими.
После службы Довлатов работал в журналах, газетах, занимался литературной поденщиной - этим его тоже попрекали - дескать, неразборчив был в заработках.
Он писал и пытался издавать - его не печатали. Что-то выходило к читателям только через самиздат, хотя диссидентом как таковым он не был никогда. Но - не складывалось. Когда он эмигрировал в Америку, куда до этого перебралась его семья - в большей степени это был вынужденный шаг - и за это ему досталось - за то, что уехал, когда другие оставались.
В Америке его жизнь не так чтобы волшебно переменилась, та же литературная поденщина и работа на радио "Свобода", но зато книги выходили одна за другой - "Зона", "Заповедник", "Компромисс", "Наши". А вот переменилось все уже после его смерти, когда книги начали выходить на Родине. Об этом рассказал Михаил Веллер в повести "Ножик Сережи Довлатова". Веллер работал в редакции эстонского журнала "Радуга", который напечатал Довлатова в числе первых на территории тогда еще СССР... "Потом Довлатова стали печатать в Союзе все наперебой... - писал Веллер, - кто-то должен был прокукарекать первым: рассветало с запада, вот уж кретинская метафора. После чего заквохтали наперебой. "Иностранка" и "Звезда", "Октябрь" и "Литературка": его классифицировали как блестящего писателя, одного из лучших писателей, лучшим писателем русского зарубежья в конце концов назвали..."
В той же повести Веллера есть довлатовское самоопределение своей роли, места и дара, как всегда простое и ясное: "Я свое место знаю, - говорил усталый и битый Довлатов. - Я - эмигрантский русский писатель в Америке; не из первых: но и не из последних. Где-то посередине. Есть высший класс в литературе - это сочинительство: создание новых, собственных миров и героев. И есть еще класс как бы попроще, пониже сортом - описательство, рассказывание - того, что было в жизни. Вот писателем в первом смысле я никогда не был - я бы назвал себя рассказывателем". Это было сказано с достоинством и скромно. Слава уже пришла"
P.S. Из наиболее популярных:
"Компромисс", "Зона", "Заповедник", "Наши", "Чемодан", "Иностранка", "Соло на ундервуде" и "Соло на IBM", "Филиал", "Жизнь коротка", "Марш одиноких"....